МУРА ФРАНЧЕСКО ДЕ Аллегория искусств/Неаполь/1696-1782
Холст, 142 х 132 см. Музыкальная тема, включенная в изображение, — фрагмент одного из шести дивертисментов, написанных Гайдном для короля Неаполитанского в 1750 г. Приобретена для коллекции Лувра в 1872 г.
Сегодня понятие «искусство» мы рассматриваем как неотъемлемую часть культурной жизни, но вряд ли в состоянии дать этой грезе четкое определение. Скорее пустимся в перечисление: музыка, театр, поэзия – имея в виду временные искусства (которые оставим в стороне), а говоря о пространственных, вспомним о живописи, скульптуре, архитектуре, с которыми сталкиваемся в каждодневной жизни теперь значительно реже. Очевидно одно: мы отделяем плоды духовного творчества от научной, общественной, политической, религиозной жизни.
Искусство – занятное слово! Происходит от старославянского корня "искоусъ" - опыт, попытка, испытание. Изначально оно соединяло в себе и такие значения, как прельщение, на что указывает родственный глагол искушать, и вместе с тем, что важнее, – глагол вкушать. Таким образом рождается осознание разделения пищи на материальную и духовную, то есть искусство нечто вполне сопоставимое с куском черного хлеба.
И, путешествуя по разным землям, разглядывая культуры и образы такой далекой нам теперь действительности, можно начать пробовать относиться к искусству именно так, как это делали древние. В прямом переводе с латыни «искусство» значит: с одной стороны – рисковать, отваживаться, пускаться наудачу и даже отстаивать свое право на суде; с другой – находить и узнавать.
В науке принято рассматривать всякое художественное произведение – картину, скульптуру, архитектурное сооружение, драгоценности, утварь – как некое высказывание, как полноценный текст обращенный ко зрителю. История искусств – это вообще наука о смыслах. А познать смысл, дешифровать сообщение возможно, лишь ощутив всю мощь творения. Для этого нужно не просто оказаться с ним лицом к лицу. Еще важнее взглянуть на артефакт ушедшего мира с той точки зрения, с которой человек когда-то смотрел на него. Это не так-то просто, зато невероятно увлекательно: откинуть свои привычки сознания и принять совершенно иную модель мира, сменить представления и ценности, отношение ко времени, пространству, жизни – опираясь на бесспорные факты и пришпоривая свое воображение.
Современный человек просто привык к тому, что произведения искусства хранятся в музеях, оттого и в голову не приходит рассматривать каждое из них как личное обращение, как попытку диалога, иногда и окрик, а не как экспонат на складе ценных, но давно не нужных вещей. Музей, это изобретение новейшего времени, и занят-то по сути именно тем, что изымает вещи из человеческого обихода, лишает их первоначальных функций: ведь если на стул нельзя сесть – значит, это уже не стул. И если перед этим распятием нельзя больше обращаться к Богу, значит, это не распятие…
Но вглядываясь в зарю истории нельзя не отметить, что искусство еще - с самого своего начала, в своем истоке, считалось магическим актом передачи таинственных сил артефакту, то есть проявлением некой вневременной актуальности. И единственным способом постижения подлинного признавался путь мистики – то есть слияния с объектом познания.
Вот что пишет об этом теоретик искусств, основатель формальной школы:
"Кто привык взирать на мир как историк, тому знакомо это чувство глубокого счастья, когда для взора вещи вдруг ясно предстают, пусть и не полностью, но в своих истоках и в своем изменении, когда сущее освобождается от случайного облика и позволяет познать себя в качестве ставшего, необходимо свершившегося. И чтобы испытать это чувство, нужно обладать чем-то еще, помимо планомерного обозрения…"
Генрих Вельфлин. «Объяснение произведения искусства». 1921 г.